Уйти нельзя остаться: сложный выбор для православных Прибалтики
- 09.Янв ‘23
- 5
- 1053
- 0
Загрузка...В церковно-политическом плане Литва, Латвия и Эстония – это, что называется, «три больших разницы». Общее у всех трёх прибалтийских стран сегодня одно – православные там испытывают проблемы.
Прибалтийская ситуация радикально отличается от украинской. Государственных гонений на православных верующих, преследований по этно-конфессиональному признаку там сегодня нет. А отдельные эпизоды диверсий в отношении приходов Московского Патриархата — расследуются государством и осуждаются по закону. В этом смысле, прибалтийские власти в плане религиозной политики ближе скорее к уволенной в декабре 2022 года украинской чиновнице Елене Богдан, нежели к её сменщику Виктору Еленскому (оба, соответственно, бывшая и действующий главы Госслужбы по этнополитике и свободе совести Украины). Прибалтийские чиновники, конечно, не «друзья Церкви», — но и не откровенные враги. Скорее они склонны придерживаться принципа законности.
Последнее не исключает отдельных попыток чиновников вмешиваться в дела Церкви. В наиболее грубой форме оно проявилось в Литве, где министр иностранных дел Габриэлюс Ландсбергис и премьер-министр Ингрида Шимоните открыто выступают за перевод местных православных приходов из юрисдикции Московского Патриархата в Константинопольский (посол Литвы в Турции Ричардас Дегутис уже вёл переговоры по этому поводу с патриархом Варфоломеем).
Скорее примером нонсенса в церковно-государственных отношениях, нежели целенаправленным вмешательством можно также назвать инициативу латвийского президента Эгилса Левитса по внесению изменений в Закон о Латвийской Православной Церкви (государство в одностороннем порядке объявило Латвийскую Церковь независимой от Москвы, игнорируя все нормы церковного права).
В основном прибалтийские чиновники «третируют» церковное руководство, – обычных верующих всё происходящее почти не затрагивает. Латвийское, литовское и эстонское общества являются поликонфессиональными, государства – подчёркнуто светскими. Православные приходы борются там за равноправие, а местами и за выживание — из-за недостатка средств. Объективно — это роль религиозного меньшинства. Эта роль резко контрастирует с благоприятным, привилегированным положением Церкви в РФ и, судя по текущим событиям, представляет terra incognita для московского церковного руководства. Сложность коммуникации между московским церковным «центром» и местной православной «диаспорой» – основной нерв всей прибалтийской постсоветской церковной драмы. 2022 год показал, что именно поэтому (а не только из-за интриг Константинополя и давления «коллективного Запада») Московский Патриархат может лишиться своих прибалтийских активов.
Положение православного меньшинства в каждой из трёх прибалтийских стран во многом обусловлено социологически.
В религиозном поле Литвы однозначно преобладает католицизм: по государственной переписи 2021 года, 74 % населения считает себя католиками (православных, для сравнения – всего 3, 75%).
В Латвии – более пёстрая конфессиональная палитра, и православные там более заметны. Лютеране, католики и православные явно входят в тройку лидеров, но при этом разные социологические службы дают разные цифры. По данным Минюста за 2018 год, в стране было 36 % религиозных общин были лютеранскими, 18% – католическими, 9 % – православными. При этом, Международная программа социальных исследований (ISSP), изучая не число приходов, а непосредственно число верующих, показала в том же году другую картину: 19,7% православных, 18,5% католиков и 17,8% – всех протестантов, включая лютеран.
В Эстонии – ситуация наиболее сложная. На статус наиболее традиционной религии там претендует лютеранство. В то же время, за постсоветский период Эстония обрела репутацию одной из самых «атеистических» стран мира, – и, по последним опросам социологов, ту или иную религиозную самоидентификацию имеют не более 30% жителей, при этом лишь около 14 % сообщают, что религия играет хоть какую-то роль в их жизни. Рост числа «неверующих» и «неопределившихся» происходит в основном за счёт падения показателей лютеранства. В результате, в небольшой прослойке верующего населения православные уже либо сравнялись по численности с лютеранами, либо обгоняют их. Сравнение данных переписей 2000 и 2011 годов даёт динамику в пользу православия (2001 год: 13, 57 % лютеран, 12,8 % православных; 2011 год: 16,15% православных, 9,91% лютеран). Иными словами, эстонские православные «тихой сапой» если и не обогнали, то догнали «титульную» эстонскую конфессию, что для националистически-ориентированного государства крайне неудобный факт. Но, надо отдать должное, эстонские власть и общество скорее пытаются к нему адаптироваться, а не «отменить» его.
Парадокс в том, что тему «гонений на Московский патриархат в странах Прибалтики на фоне СВО» в первую очередь «разгоняет» в прессе и в обществе сам Московский Патриархат. Позиция властей каждой из трёх стран за месяцы, прошедшие с начала СВО, была местами неуклюжей, но при этом довольно сдержанной, и свидетельствует скорее о желании каждой страны сохранить свой национальный, государственный и «гуманитарный» суверенитет, нежели взять первую скрипку в опере по «отмене России» и «отмене РПЦ». Угроза того, что чиновники мечтают «сдать всё местное православие под Константинополь» (читай — под влияние международных глобалистских структур) актуально разве что для Литвы. Но и там до перерегистрации приходов и каких-либо серьёзных перемен в законодательстве пока не дошло.
В целом, приходы Московского Патриархата оказываются скорее естественным союзником, нежели противником местных государств — так как они законопослушны, многонациональны, мультиязычны и, по сути, представляют собой модель местных обществ в миниатюре. На этом фоне Патриархия скорее «раскачивает лодку»: московские церковные спикеры, словно не отличая Прибалтику от Украины, призывают местных православных на активную борьбу, ждут от них «подвига» и «исповедничества», не предлагая при этом практически никакой поддержки. Тогда как многие приходы и епархии с трудом сводят концы с концами и едва справляются со счетами за электричество. А эстонские православные и вовсе не имеют прав собственности на большинство своих храмов, и любой неосторожный шаг с их стороны вызовет расторжение договора об аренде, – то есть, отправит приход на улицу (к слову, договор об аренде кафедрального Александро-Невского собора в Таллине был заключён в 1999 году на 36 лет, – то есть, в 2035 году он так или иначе истекает).
В сложившейся ситуации для местных православных митрополий единственной опорой оказываются власти их собственных стран. Которые, к слову, оказывают им пусть незначительную, но поддержку (например, Эстонская Православная Церковь Московского Патриархата, при прежних эстонских властях лишённая части своей собственности, теперь регулярно получает деньги от эстонского государства по линии местного Совета Церквей).
Основное, что осложняет церковно-государственные отношения в Прибалтике — это сложная административно-каноническая ситуация в местном православии. Несмотря на географическое соседство и сходство в историческом пути этих стран, единой церковно-административной структуры на территории Литвы, Латвии и Эстонии никогда не существовало. А немногочисленные попытки её создать, как и объединить в одну Церковь православных Прибалтики и Финляндии, – оказывались неудачными. В результате православные приходы Прибалтики русской традиции сегодня – канонически едины, но административно разделены. Литовские православные приходы не образуют самостоятельной Церкви, но входят в Виленско-Литовскую епархию РПЦ (в ней всего 52 прихода, плюс 2 монастыря, и 63 священника). А в Латвии и Эстонии действуют самоуправляемые (автономные) Церкви в составе Московского Патриархата: Латвийская Православная Церковь (ЛПЦ; 118 приходов, 78 священников) и Эстонская Православная Церковь (ЭПЦ МП; она из всех трёх прибалтийских церковных структур МП – самая немногочисленная, 37 приходов и 45 священников).
Московские церковные чиновники, а вслед за ними и назначенные Москвой митрополиты, регулярно повторяют, что условий для предоставления прибалтийским Церквям автокефалии нет, так как они «слишком маленькие» (число приходов или священников для достижения необходимого минимума при этом, естественно не называется). В качестве мотива обычно ссылаются на угрозу «единству Церкви» и на то, что все необходимые возможности для самостоятельной жизни у прибалтийских кафедр есть и так.
До начала СВО факт отсутствия автокефалии (у в Литве – и автономии) практически никак не сказывался на жизни православных в Прибалтике. Однако с весны 2022 года власти прибалтийских стран в разных формах стали требовать, чтобы «связь с Москвой» была прекращена. Это создало сложную коллизию, которая едва ли будет преодолена в обозримом будущем. Ни с точки зрения церковной традиции, ни с точки зрения светских законов Литвы, Латвии и Эстонии полностью разорвать связь местных епархий с московским патриархом — невозможно. Потому что в основе своей это именно церковно-правовая, «каноническая», а не политическая связь. Автокефалия может быть предоставлена только решением Собора Матери-Церкви, а таковое едва ли возможно в нынешней международной обстановке.
Поэтому все решения, которые приняты за 2022 год в церковно-политической сфере прибалтийских стран, носят, скорее всего, промежуточный, временный характер. Поправки в Закон о Латвийской Православной Церкви, внесённые по инициативе президента Латвии Эгилса Левитса в сентябре 2022 года, противоречат Конституции самой Латвии (в частности, положению об отделении Церкви от государства), — так что, вероятно, рано или поздно они будут отменены и заменены на какую-то более устойчивую правовую конструкцию. Какой она будет — сильно зависит и от международной обстановки, и от того, каким будет дальнейшее поведение московского церковного руководства. Сможет ли оно выстроить адекватные отношения с местным духовенством и церковными активистами, чтобы так или иначе удержать их в своей «орбите». И здесь есть целый ряд «вызовов».
Во-первых, в российском информационном пространстве укоренено представление, что православных в Прибалтике недолюбливают и дискриминируют за то, что они – русские, и, по-видимому, именно на него опирается сегодня Московская Патриархия в своей работе на «прибалтийском векторе». Но реальность сложнее. Православные приходы МП в Прибалтике — столь же русские, сколь литовские, латвийские и эстонские. Точно так же, как и приходы Константинопольского патриархата, — представители которого при этом упорно утверждают, что поддерживают «национальные» приходы и защищает местное православие от русификации. Этнический состав клира и там, и там – смешанный. Внутри приходов и епархиальных структур МП практически не встречаются конфликты на национальной почве. А периодические внутрицерковные «бунты» и попытки увести часть приходов «из-под Москвы» в Константинопольский Патриархат – дело рук в равной степени эстонских, латышских или русских священников. Здесь играет роль политический, психологический, но не этнический компонент (чаще — это просто обычные интриги, конфликт кого-либо из задиристых иереев с местным архиереем).
Для прибалтийского политикума, оппозиционного к России, структуры Московского Патриархата – это, прежде всего, не «Русская Церковь» (все знают, что это не так), а наследие советского «оккупационного режима». Слово «оккупанты» — более ругательное в Прибалтике, чем слово «русские». Именно на волне «выдворения оккупантов из страны» эстонские власти в 1990-х годах допустили переоформление большей части собственности Русской Церкви на территории республики на структуры Константинопольского патриархата. Отношения местной митрополии РПЦ с коммунистическим руководством, столь успешно выстроенные там митрополитом Алексием (Ридигером), будущим патриархом, в одночасье рухнули в 1991 году, с крушением СССР. Именно потому, что при советской власти у Русской Церкви с властями в Эстонии было «лучше всех», – здесь была одна из самых благополучных, самых «фасадных» епархий, — после смены политического строя там стало «хуже всех». Сегодня же нарратив западных СМИ о «российской оккупации Украины» наложился на уже существующий местный нарратив об «оккупации Прибалтики». И одно усиливает другое.
Именно за «советскую оккупацию», — а не за то, что они русские, — постоянно вынуждены оправдываться перед местными жителями архиереи Московского Патриархата. Предыдущий глава Литовской и Виленской митрополии, опытный церковный управленец никодимовской формации митрополит Хризостом (Мартишкин; возглавлял Вильнюсскую кафедру в 1990-2010 гг.), учитывал подобные настроения в литовском обществе, и в «публичном покаянии» превзошёл всех. Он не только стал единственным архиереем РПЦ, признавшим факт своего сотрудничества с КГБ, не только участвовал в борьбе Литвы на независимость от СССР (что было подтверждено медалью от литовского государства), но и говорил — не столько своей пастве, сколько властям окружающим — «Это не наша земля» и «Мы здесь гости» (то есть, «не оккупанты»!). Покаяние имело свои плоды — Литовской епархии вернули множество храмов и монастырей, отобранных при советской власти.
Однако для патриарха Кирилла и его ставленников подобная позиция стала уже не приемлемой. «Прогибаться под изменчивый мир» для московского церковного руководства, чисто стилистически, недопустимо. Ситуацию усугубил конфликт с Константинопольским патриархатом, перешедший в открытую фазу в 2018 году. Поэтому доминирующим лозунгом со стороны Московского Патриархата теперь являются слова «Здесь — каноническая территория Русской Церкви» (особенно часто их повторяет митрополит Таллинский Евгений, добавляя, что «русские миссионеры появились здесь в XI веке», и «никаких греков здесь тогда не было»). Тема «советской оккупации» при этом просто игнорируется (зато активно эксплуатируется представителями Константинопольского Патриархата в Прибалтике), что в нынешних условиях — весьма скользкий момент.
Во-вторых, есть обстоятельство, которое явно подводит руководство Патриархии в Прибалтике – представление о странах ЕС как о некоем едином «европейском пространстве», для которого ведущими ценностями являются свобода слова и самовыражение личности. Московские религиозные лидеры, служащие в Прибалтике, склонны преувеличивать степень западных «свобод» (что к тому же явно контрастирует с агрессивной антизападной риторикой ряда архиереев внутри России). Яркий пример – выступления митрополитов Иннокентия (Васильева) и Евгения (Решетникова) об их несогласии с патриархом Кириллом. И тот, и другой настаивали, что в Московском Патриархате есть разные мнения, что с патриархом они «ведут дискуссию по разным вопросам», и что на Синоде порой бывают «горячие обсуждения» (митр.Евгений). Но прибалтийские власти явно не «зачли» им подобной риторики. Так как они добиваются от владык принципиально иного – однозначного и бескомпромиссного осуждения московского церковного руководства, а также властей РФ и лично президента Путина. Ни митрополит Иннокентий, ни митрополит Александр, ни митрополит Евгений – этого до сих пор не сделали. И именно это держит в напряжении все стороны процесса.
От митрополитов требуют присяги на верность, тогда как они показывают властям и публике малоинтересный театр на тему прав и свобод и изображают Европу каким-то прибежищем российских вольнодумцев. Недооценивая, что в странах Балтии, как и в Европе в целом, сегодня довольно сильны не только ультра-либеральные, но и ультра-правые настроения. В частности, в Эстонии сильны позиции Фонда в защиту семьи и традиций (SAPTK), здесь набирают силу идеи защиты христианского культурного наследия, христианской идентичности, свободы вероисповедания. Здесь усиливаются позиции евроскептиков. И от структур местной Православной Церкви там ждут скорее умеренно-правого, нежели либерального позиционирования (во многом, поэтому православие московской традиции сейчас прибалтийским властям ближе, чем «либеральный» Константинополь).
Из всех трёх прибалтийских архиереев РПЦ, в этом смысле, относительно чётко воспринял месседж местной власти только митрополит Александр (Кудряшов). Возможно, потому, что он — единственный из трёх, кто и сам является местным (уроженец Риги, гражданин Латвии). Он же, как ни странно, не сделал ни одного заявления о «разногласиях с патриархом». И риск перевода в Константинопольский Патриархат его епархий, по крайнем мере, в обозримом будущем – минимален (ведь изменения, которые Латвия внесла в закон об ЛПЦ, предполагают, что Латвийская Православная Церковь не может подчиняться никакой церковной структуре за пределами Латвии, – то есть, и турецкому патриарху тоже).
Наконец, как показал 2022 год, выстраивать диалог с властями в условиях осложнённой международной обстановки Московскому Патриархату, как и в прежние времена, помогает такой полузабытый инструмент, как межконфессиональное сотрудничество. В этом отношении удачнее всего ситуация сложилась в Эстонии, где до сих пор ощущается эхо эпохи экуменизма 60-х-70-х годов и наследие митрополита Алексия (Ридигера). Так, особую поддержку ЭПЦ оказала Эстонская Евангелическо-Лютеранская Церковь. После того, как в апреле 2022 года был арестован за вандализм житель Таллина Йоозуа Рааве — в знак протеста против действий РФ на Украине он изрисовал красной краской стены кафедрального собора святого Александра Невского,- местная пресса жёстко осудила его поступок. Отдельно подчёркивалось, что хотя Рааве — лютеранин, но не «эстонской традиции» (газете «Postimees» Рааве сообщил, что «состоит в англоязычной общине святого Духа» и ходит туда, потому что «эстоноязычное лютеранство не притягивает его»). В октябре 2022 года, когда эстонские власти пригрозили митрополиту Евгению лишением вида на жительства, в случае, если он не выскажется чётко в отношении СВО, архиепископ Эстонской евангелическо-лютеранской Церкви Урмас Вийлма также заявил о своей поддержке в отношении православных, и напомнил эстонским чиновникам, что в Эстонии «нет государственной Церкви». А эстонская газета «Meie Kirik» назвала поведение чиновников «нападением на все христианские церкви и всю христианскую общину». «Если мы согласимся на этот шантаж, то политическая власть сможет в будущем давить на любую церковь по любому вопросу», — заявили эстонские лютеране.
Анастасия Коскелло специально для «Религии Сегодня»
Загрузка...
Комментарии (0)